Дмитрий Ермолович-Дащинский
Если 1990-е называют “первым поколением” постсоветской квир-культуры, то в таком случае малоизученные “перестроечные” 1980-е могут быть обозначены как “нулевое поколение” или “поколение ZERO”.
В этом смысле уникальным и полузабытым явлением культурной жизни Минска в преддверии распада СССР стал театр-студия Рида Талипова “На площади Победы”, отличительными чертами которого были изысканность стиля (еще недавно называемого “буржуазным”), эстетика абсурда и парадокса, акцентированная образность мизансцен, биэротичность, подчеркнутая чувственность, смелость отдельных натуралистических деталей. Эстетическую концепцию своего театра художественный руководитель, режиссер, сценограф и музыкальный оформитель Рид Талипов определял как красоту отношений, мира, тела и души каждого человека [7, c. 26].
Рид Сергеевич Талипов (имя при рождении — Фларит Салихович) родился 3 ноября 1948 г. в башкирской деревне. Большую часть своей насыщенной событиями жизни он провел вдалеке от родины. Учился в Нижнекамском музыкальном училище, на режиссерских отделениях Высшего театрального училища им. Б.В. Щукина и ГИТИСа в Москве. В Минск Рид приехал, узнав, что здесь открылся Государственный театр музыкальной комедии БССР — театралы зрелых лет даже помнят его имя на афишах.
В конце 1980-х в Минске Талипову вместе с единомышленниками удалось добиться согласия на разгерметизацию под театр-студию бомбоубежища по улице Ленина — на третьем уровне под землей, параллельно метро. На кастинг пришло около 3000 человек, ведь то время было самым пиком студийного движения в СССР — пожалуй, наиболее интересного явления позднесоветского театра. Талипов приглашал к себе непрофессионалов и проводил студийное обучение в классе на площади Победы, формируя труппу из людей, разделявших эстетику и идеи его искусства.
В репертуар театра-студии вошли три спектакля — пьесы польских абсурдистов Славомира Мрожека и Тадеуша Ружевича, а также режиссерская инсценировка повести Александра Куприна “Яма”.
“Стриптиз” С. Мрожека в постанове Рида Талипова (1988) — о фиктивности идеи свободы в современном обществе. Он (артист Игорь Степанов) и Она (артистка Ольга Сизова) словно случайно оказались вместе и вынуждены подчиняться приказу “черной руки” — невероятной силы, которую можно воспринимать в спектакле и в категориях жизни и смерти, и как непосредственную зависимость человека от социума. Художником-постановщиком выступил сам Талипов, оформив спектакль в графическом стиле. Черные костюмы с красно-белыми деталями удачно сочетались с игрой теней в номере-пантомиме и общей геометрией мизансцен. Черный цвет в спектакле символизировал смерть, красный — любовь, а белый — познание. Аскетизм режиссерских приемов и цветового решения спектакля подчеркивался точно подобранными деталями и эпизодами, включая цвет мужских носков или элегантность падения шляпы с головы персонажа. Раздеваясь по приказу “черной руки”, мужчина и женщина оставались в шляпах по моде 1980-х — пока у них есть хоть капля человеческого достоинства [5, c. 8–9].
Сцена из спектакля “Стриптиз” С. Мрожека: Он (И. Степанов) и Она (О. Сизова). Фото из личного архива И.Степанова
В парадоксальной трагикомедии “Картотека” Т. Ружевича (1989) Рид Талипов не следовал ни одной авторской ремарке. Не было на сцене ни серых костюмов, ни толстых отвратительных сплетниц-кумушек, но были вечерние платья и утонченная женственность, которая граничила и контрастировала с жестокостью, сплетая воедино темы вечной красоты и несовершенства мира [6, c. 13]. Драматургия Ружевича дала повод для эксперимента, очень рискованного и редкого на советской сцене — анализа процесса распада личности в столкновении с ужасом реальности. Эксперимент удался благодаря сотворчеству с талантливым актером Игорем Степановым, а также эффектному визуальному решению: роскошным шелковым платьям от Беларусского центра моды мог позавидовать пошивочный цех любого государственного театра. Талипов сочинял спектакль, не следуя тексту пьесы, а вместе с актерами углубляясь в предложенный Ружевичем круг идей и ассоциаций [4, c. 8]. Возраст, имя, социальное положение Героя (артист И. Степанов) менялись ежеминутно — пролетала перед глазами целая жизнь. Трагически воспринималось отсутствие взаимопонимания персонажа с его близкими. На протяжении всего спектакля из рук в руки передавалось красное яблоко познания: сначала его надкусывали, а затем съедали.
Сценическое произведение утверждало, что только сам человек несет ответственность за собственную жизнь, и пока не придет понимание этого, каждому суждено бесконечно бродить по лабиринтам мучительных испытаний [2, c. 15].
Сцена из спектакля “Картотека” Т. Ружевича. Фото из личного архива И.Степанова
Спектакль “Яма” по А. Куприну (1989) не был ни красочным, ни насыщенным интерьерными подробностями. Его жанр режиссер определил как “трагикомедия-рассуждение” [6, c. 13]. В Ямской слободе (называемой просто “Яма”) некоторого южного города Российской империи ночь и день открыты двери публичных домов, где работают местные проститутки. Краеугольным камнем сюжета становится история судьбы одной из проституток — сильной и гордой Жени. Когда клиент заразил ее сифилисом, Женя, не пожелав лечиться, из мести захотела заразить как можно больше мужчин. Но пожалев юного учтивого кадета, во всём призналась и повесилась. Проститутки по обыкновению носили романтические вымышленные имена, и только когда Женя покончила с собой, в спектакле впервые называлось ее настоящее имя — Сусанна Райцына, что символизировало ее освобождение от общественной предначертанности — пусть и после смерти.
Рид Талипов создал авторский театр, где особое значение приобрели личность режиссера, его психология и мировоззрение.
Сквозь время хочется расслышать его монолог о любви и одиночестве, основанный на интервью 1997 года и невероятно откровенный для острожного и закрытого человека:
“Все прожекторы и софиты театра должны направить свои лучи в душу, чтобы разобраться в столкновении чувств и понять беду, несчастье современных людей и с состраданием отнестись к Великому одиночеству… Когда я читаю письма зрителей, я понимаю, сколько людей мучаются — не могут выразить себя до конца. Мне пишут, а я не могу ни помочь, ни соответствовать…
Театр и любовь — это как правая и левая рука… И все-таки я предпочел бы правую. Каждый мой спектакль есть внутреннее посвящение кому-то, каждый — рассказ о моей любви… Иногда в день премьеры мне становится не по себе от того, что я настолько откровенен в своих постановках.
Когда я влюбляюсь, это похоже на болезнь… Моя трагедия в том, что никто не способен выдержать силу моей любви. И я прекрасно осознаю, что это — огромный груз. Любимые уходят от меня… и только по моей вине. Здесь, как и в театре, я требую полного подчинения, мне необходимы власть и обладание… Быть может, если бы мы поменялись местами, меня бы это тоже пугало. Самое страшное, что я буду влюбляться до ста лет, если доживу, конечно, — ведь тогда моя любовь вряд ли будет пользоваться взаимностью.
Мне кажется, что сублимация — это не про меня. Влюбленность — как генератор, мотор — дает мне некое высшее понимание, благодаря которому рождаются образы и идеи. А несчастная любовь… Хочется запереться в квартире, опустить шторы, отключить телефон и даже забыть о театре. В театр, правда, снова иду, и там обо всем забываю. Но насколько лучше были бы мои спектакли, если бы я был счастлив…” [3]
Сцена из спектакля “Яма” по А. Куприну. Фото из личного архива И.Степанова
В театре на улице Ленина, в галерее с низким потолком, которая вела в зрительный зал, на стенах были картины, в напольных вазах красовались живые цветы, а доброжелательные юноши во фраках на пути в зал презентовали зрителям программки… Когда в начале 1990-х горисполком отнял у Талипова преобразившееся в элитарный театр бомбоубежище, некоторое время режиссер был вынужден арендовать для своих спектаклей зал во Дворце искусства, последней же сценой театра-студии стал клуб им. Ф.Э. Дзержинского. На некоторое время Рид покинул Беларусь и с большим успехом ставил спектакли в театрах России, Польши, Словении, Германии, а также в Австрии, где пресса сравнила его постановки с фильмами Ф. Феллини.
В середине 1990-х — начале 2000-х гг. Талипов снова ставил в Беларуси, преимущественно в областных театрах. Каждый из его спектаклей становился уникальным культурным явлением и изменял творческую жизнь регионального театра — будь то “скандальный”, “фрейдистский” “Месяц в деревне” И. Тургенева (Брестский театр драмы и музыки, 1996), символистская “Чайка” А. Чехова (Гомельский областной драматический театр, 1997) или элегантная и интеллектуальная “Катерина Ивановна” Л. Андреева (Белорусский академический драматический театр им. Я. Коласа, 2002). В каждой из названных работ он “сотворил диву”, уделив пристальное внимание художественному исследованию феминности: “Чайка” у Талипова зазвучала от Аркадиной (народная артистка Беларуси Людмила Корхова), “Месяц в деревне” стал личной историей Натальи Петровны (заслуженная артистка Республики Беларусь Тамара Левчук), а действие “Катерины Ивановны” было центрировано вокруг личности главной героини (народная артистка Беларуси Светлана Окружная).
В 2009 году Рид Талипов принял весьма непростое художественное руководство Коласовским театром в Витебске. Примадонна Светлана Окружная была его близкой подругой.
Сравнивая актеров с музыкальными инструментами, Талипов называл ее “целым оркестром”. Окружная же отзывалась признанием: “Талипов — человек Возрождения”.
Одновременно с творческой работой в Витебске, Талипов служил доцентом кафедры режиссуры Белорусской академии искусств, где преподавал мастерство студентам-заочникам — будущим режиссерам драматического театра. Находясь в Минске, он лечился от воспаления легких в 9-ой клинической больнице, где 16 февраля 2011 года у него случился инсульт. 21 февраля около 17:00 гениальный режиссер, опередивший свое время, скоропостижно ушел из жизни. Никто не мог даже предположить, что это произойдет так внезапно — Рид Сергеевич неизменно следил за своим здоровьем и имиджем, в одежде предпочитая черный цвет.
Рид Талипов, 1995. Фото А.Матюша
С любовью и сожалением вспоминает о друге С. Окружная:
“Порой мне казалось, что этот внешне закрытый человек самое дорогое и потаенное доверял только сцене. Он великолепно чувствовал ее, вдумчиво и ответственно относился к выбору драматургии, репетициям, актерам. Мы успели сделать немногое, но зато продуктивно, ярко, знаково.
Он покинул нас неожиданно. Его богатый и в то же время ранимый внутренний мир не выдержал жестокости жизни. Высокая натура, Талипов не позволял себе опуститься на один уровень с посредственностью. На оскорбления отвечал молчанием, но что в это время происходило в его душе?.. Своим внезапным уходом Талипов наказал нас всех, предупредив о хрупкости нашего мира” [1, c. 47].
В 2001 году Рид Талипов был награжден Специальной премией Президента Республики Беларусь за достижения в области театрального искусства. Иных наград и почетных званий не имел. Его 70-летие в 2018 году осталось незамеченным даже в узком театральном кругу.
Автор выражает благодарность актеру и педагогу Игорю Степанову, любезно предоставившему фотографии из своего личного архива.
На обложке: сцена из спектакля “Картотека” Т. Ружевича. Фото из личного архива И.Степанова.
Список использованных источников
- Акружная С. Словы… запозненыя / С.Акружная // Мастацтва. – 2014. – №1. – С. 46–47.
- Арлова, Т. Процістаянне / Т. Арлова // Мастацтва Беларусі. – 1990. – №5. – С. 11–16.
- Кравченко, А. Три цвета Рида Талипова / А. Кравченко // 7 дней. – 1997. – 1 февр. – С. 15.
- Ракіцкі, В. Тэатральная альтэрнатыва / В. Ракіцкі // Мастацтва Беларусі. – 1990. – №5. – С. 6–11.
- Ратабыльская, Т. У марах пра тэатр / Т. Ратабыльская // Мастацтва Беларусі. – 1989. – №5. – С. 6–10.
- Таліпаў, Р. Я ведую, як цяжка жыць… / Р. Таліпаў; гутарыла Ж.Лашкевіч // Літаратура і мастацтва. – 1995. – 6 кастр. – С. 1, 13.
- Халіп, І. Зорка на далоні жабрака: тэатральна-студыйныя разважанні ў трох дзеях з пралогам і эпілогам / І. Халіп. – Мастацтва Беларусі. – 1990. – №2. – С. 26–30.
