Беларусский драматург Павел Рассолько — один из тех, кто стоит у истоков беларусской новой драмы. В 2005 году его пьеса “Дождь в декабре” получила 3-ю премию I-го Международного конкурса современной драматургии “Свободный театр”.
В Беларусском Свободном театре были поставлены его “Дело принципа” и “Карты и бырло в два ствола” (реж. Владимир Щербань). А также вместе с Константином Стешиком и Павлом Пряжко участвовал Павел в проекте “Мы. Самоидентификация” (реж. Владимир Щербань). Сергеем Анцелевичем в Центре беларусской драматургии была поставлена его пьеса “Нетитулованный” / Untitled. Сейчас в московском театре “Практика” готовится премьера “Красной птицы (впервые его пьеса пойдет в постоянном репертуаре!).
Интервью с Павлом Рассолько произошло в переписке через фейсбук в июне-июле этого года. Орфография, лексика по желанию автора сохранены.
Паша, условной точкой отсчета новой пьесы в Беларуси, на мой взгляд, стали 2002-2003 годы, когда беларусские авторы стали попадать в лонг- и шорт-листы российских конкурсов. В этот период стартовал и ты. Почему стал писать? Что стало импульсом?
Павел Рассолько: Почему стал писать — не знаю. Я всё время что-то всегда писал. Начал с 1980-х — писал рассказы, да и продолжаю по сей день. Вёл до середины 1990-х личный дневник. Ни о чём, писал о том, как я писал дневник. Получилось почти десять общих тетрадей букаф. Первая моя пьеса — это “Чистый воздух”, такой весёлый с придурью абсурд, который очень проканал на легендарном “Нео-лите” (чем я был неожиданно обрадован), где особенно с новичками обходились крайне бесцеремонно.
Своей действительно первой пьесой считаю “Дождь в декабре”. В то время я ещё не отошёл от впечатлений, которые получил, находясь в финансовой пирамиде. Я больше года там был и дослужился до “серебряного менеджера”. Через меня проходило множество людей. С каждым из них случалась отдельная история, поэтому я получал массу впечатлений. Для одних это всё было спасением, а для других — омут. Дело в менталитете. Но это уже другая история. В итоге “Дождь в декабре” получился об этом. Не скажу, что был доволен на все сто, но удалось “резко стартануть”: занять третье место на Международном конкурсе “Свободный театр”. Не без протекции Николая Халезина, мне кажется.
Когда ты начал писать, слышал ли что-нибудь о новой драме? Или действительно череда случайностей?
П.Р.: Когда начал писать, ничего определённого о новой драме не знал. Я крепко тогда дружил с Пашей Пряжко. Мы общались, бывали в разных компаниях, “голивудили”. Я знал, что он пишет пьесы. Однажды, заглянув через плечо Пряжко на монитор, я увидел как это “технически правильно оформлять”. То есть: “сцена первая…. Миша сидит…. Заходит Вова…. Миша — двоеточие — его фраза… Вова — двоеточие — ответ… Пауза… Ремарка…. Затемнение…” — типа того. Вот и импульс к написанию пьес: посмотрел, как это выглядит — и сам начал писать. (Импульс — простота формы.)
Владимир Щербань, рассказывая о своем режиссерском опыте работы с новыми текстами, отметил твой вербатим “Карты и бырло в два ствола”, который стал для него поворотным с точки зрения работы с новой драматургией. Как возник этот текст? Почему эта тема, эти люди? Как сам оцениваешь эту работу?
П.Р.: “Карты и бырло в два ствола” — первая, на мой взгляд, достойная внимания работа. Родилась пьеса спонтанно. Я работал на стройке и находился среди людей, которых описал в пьесе. Из двухдневной диктофонной записи я за вечер скомпоновал вербатим. Причём, не задумываясь о том, вторично это или, наоборот, актуально. Пьеса правдива, а это главный критерий для меня. По крайней мере, я писал и буду писать о том, что знаю.
Насколько понятие правды в тексте соотносится для тебя с понятием политического?
П.Р.: Чтобы скрещивать творчество (искусство) и политику нужно быть “невероятным хирургом”, ибо это очень хрупкая и почти всегда неоднозначная для социума “операция”. Высококлассными “хирургами” являются например Laibach… Если скрещивание удаётся, результат хороший, честный и достойный. А бывает что-то вроде кинофильма “Жыве Беларусь”, где, на мой взгляд, ничего кроме отработки денег не видно. Хотя, я думаю, что у нас в стране автоматом везде хотят видеть политическую подоплёку. Особенно товарищи из-за границы. Это напрягает.
Так и пьеса “Карты и бырло в два ствола” стала политической акцией. Когда я писал, то об этом совсем не думал. Тексты сами по себе полуфабрикат, и как они будут поданы на стол, в конечном итоге зависит всё от повара.
Но ты не отрицаешь синтез искусства и политики?
П.Р.: Это отрицать нельзя. Ведь по факту такой синтез имеет место быть. Вопрос тут в искренности. Я очень многими вещами не доволен у нас в стране. Но я не буду через собственное творчество протягивать политическую нить, так как это нужно делать “от души” и обязательно профессионально. А это сложно… да и не моё.
После активного старта в середине 2000-х ты вдруг исчез. Ушел в подполье?
П.Р.: В середине нулевых я на адреналине настругал достаточно дерьмовых пьес, из них одна или две — более менее. Но я не уходил в подполье, а просто стал “медленнее писать”. Вдумчивее. Некоторые пьесы корректировал. “Красную птицу”, например (оказалось — не зря).
И к концу нулевых появилось несколько пьес в моём архиве, которые уже не стыдно показать. Так что я только начал себя ощущать драматургом.
Что это за пьесы?
Неплохими текстами считаю “НЛО. Основано на реальных событиях”, “Untitled” и особенно “Драм-Н-Бэйс”. Из совместных работ — “Четыре сестры”. Эта пьеса написана с питерской очень талантливой писательницей.
Помимо литературных текстов ты в том числе пробовал снимать фильмы. Почему вдруг кино и что это для тебя за опыт?
П.Р.: Я не снял пока ни одного фильма. Были просто всякие “видосы”. Кино — это серьёзно. Взять фотоаппарат и снять — как самолёт заходит на посадку…. а вот бабушка едет в троллейбусе…. а вот у машины спущено колесо… мужчины разговаривают о политике возле котельной… а вот девочка плачет посредине супермаркета…. и т.д. и т.п. — подобное смонтировать и назвать потом фильмом у меня рука не поднимется. Я очень категоричен в искусстве: суп отдельно — мухи отдельно. А где дерьмо, скрывающееся под видом эксперимента, — я почую, так как сам увлекаюсь экспериментальной музыкой, поэтому опыт есть, и осязание в порядке.
Короткометражный фильм снял мой друг Витя Красовский, а я немного помогал. Ещё моя музыка будет там использована. Было очень интересно… Короче, набирайте на “ютьюбе” “съёмка короткометражки сторож” (там в двух частях) и сами все увидите.
Следишь ли ты за тем, что сегодня происходит в беларусском театре?
П.Р.: Нет, и практически никуда не хожу. Всё вкусное в интернете. У нас театр на хрен никому не нужен. По большому счёту. А спрос рождает предложение.
Не нужен только у нас или, на твой взгляд, в целом?
П.Р.: Не нужен у нас, потому что государство конкретно намекает на самоокупаемость. Да и публика, ей не особо интересно, “что там делают люди на сцене”. Я купил билеты на спектакль с участием Александра Колягина, и мне вернули потом деньги, так как зал не был раскуплен и наполовину.
Всех, видимо, устраивает то положение, в котором находится культура в стране. А положение понятное, если учесть какое место занимает Беларусь по употреблению алкоголя.
Ещё раз напомню — спрос рождает предложение. Поэтому в России новая драма есть в репертуаре, а у нас эта тенденция слабенькая как по объёму, так и по качеству.
То есть за процессами в российском театре ты следишь? В какую сторону, как тебе кажется, движется сегодня новая драма там?
П.Р.: Я не особо слежу за новой драмой. И вопрос “куда движется театр” для меня не корректен. Куда он может двигаться? По-моему, он может только или развиваться во всех направлениях, “внедряясь в сознание”, или оставаться на своём неизменном уровне. Наше театральное движение, разумеется, пытается развиваться, но из-за нехватки “глобального пиара в массы” и слабой творческой сплочённости, всё это происходит практически невидимо.
Но может быть нужно перестать ждать чудо со стороны и побольше проявлять таких инициатив как ваш САД?
П.Р.: Я даже и не намекал о чуде со стороны. Беларусской театральной мастерской не хватает профессионализма. И это только наши внутренние проблемы.
Что касается инициативы, то она будет в определённой степени, так как это всё, на что я, по крайней мере, способен.
Наверное, такая же позиция и у других членов “могучей кучки” под аббревиатурой САД. Не могу судить о том, что получается, а что нет у САДа. Да и что такое САД, как “организация”, на самом деле я смутно представляю. Но движение есть, может не такое уверенное, как хотелось бы, но тем не менее. Я думаю, что самое интересное впереди.
Переписывалась Татьяна Артимович
Пьесы Павла Рассолько читайте в нашей БИБЛИОТЕКЕ.
Фотографии © Беларусский Свободный тетр, Павел Рассолько, САД
Мнения авторов не всегда совпадают с позицией редакции. Если вы заметили ошибки, пожалуйста, пишите нам..