Источник: Татьяна ВЛАСОВА специально для издания “ТЕАТРАЛ” собрала несколько примеров набирающего популярность в западноевропейском театральном пространстве жанра site-specific.
В Лондоне зрителей спектакля You Me Bum Bum Train инструктируют уже на входе в театр— В критических ситуациях складывайте руки на груди и кричите: “Побег!” — вас немедленно отведут в безопасное место.
Впрочем, театра как такового здесь нет. Действие происходит в подвале заброшенного офиса на Bethnal Green. Из группы зрителей выбирают одного и проводят через лабиринты сцен с участием двухсот актеров. Спустившись на лифте в недра здания, он видит перед собой пустынный темный коридор. Многочисленные повороты и подвальный мрак давят на психику. Захочешь сбежать — не сбежишь. И чем дальше от лифта, тем больше “погружение в предлагаемые обстоятельства”. Сначала зритель вынужден колесить на инвалидном кресле, а потом карабкаться, ползти, бежать и справляться с десятком главным ролей. За очередным поворотом появляется шумный класс, и школьники принимают его за учителя: хватают за пуговицу, начинают хамить. За другим поворотом предстает сцена жесткого допроса, где он должен выступить в роли строгого полицейского. За 40 минут “испытаний” отмолчаться почти никому не удается.
В старом Grand Ocean Hotel (Брайтон, Великобритания) публику встречали не только странные сотрудники. Пустующее здание оказалось переполнено фантомами, а все происходящее тяготело к фильмам Стенли Кубрика. Таково краткое описание спектакля Dirty Wonderland (“Грязная страна чудес”), а подробное может шокировать.
Сначала зрителей ведут по лабиринтам коридоров и винтовым лестницам, но вдруг меняется освещение — и персонал отеля начинает двигаться как на замедленной съемке, целовать и ласкать друг друга. Мимо проносятся обнаженные девушки — визжат, колотят в двери гостиничных номеров и умоляют впустить их обратно. Но зрители движутся дальше — вслед за агентом по продаже недвижимости: — Я покажу вам лучшие номера, — говорит он, обращаясь к зрителям как к потенциальным покупателям.
Он открывает дверь и приглашает публику в чьи-то апартаменты, где на кровати лежит раздетый молодой человек, ожидая, когда его девушка выйдет из ванны. Но вместо нее в спальню приходит совсем не та, с кем он приехал. Слово за слово. И оказывается, что свою спутницу он потерял из виду, когда персонал затеял на входе “грязные танцы”. Не удивительно, что из номера незнакомой дамы, готовой к ночи любви, он сбежал, как только понял, что обманулся. Вслед за ним бегут и зрители. Но приключения здесь только начинаются. На одном из этажей, например, они видят, персонал вычищает ковры сначала тряпкой, а потом языком. В главном холле рассматривают человека, висящего под люстрой на высоте 20 метров. Замечают на стенах кровавые следы.
Спектакль ставит зрителей в самые неудобные ситуации — от пьяной вечеринки персонала до конфликтов с постояльцами.
А заканчивается стремительно: в подвальных помещениях вдруг раздается взрыв — и спасатели в касках начинают эвакуацию, о которой на тот момент мечтают абсолютно все.
В следующем году исполняется 100 лет с того момента, как в Европе случилась Первая мировая война. Режиссер Кристоф Марталлер вспомнил об этом событии уже сейчас и поставил спектакль «Последние дни. Каникулы» в Историческом зале парламента Австрии.
Собственно, отсюда 28 июля 1914 года и запустили “военную машину”, подорвавшую принципы европейского просвещения и гуманизма. Здание парламента напоминает античный храм, и зрители, попадая под своды зала, оказываются в окружении мраморных богов. Все эти Аполлоны и Афродиты должны напоминать о том, что рейхстаг империи Габсбургов — не что иное, как “колыбель демократии”, и споры о “полноценных” и “неполноценных” европейцах здесь ни к чему.
Но зрители, сидя на верхних парламентских скамьях, слушают, как пенсионерка жалуется статуе Зевса на засилье иммигрантов, афроамериканец пасуется с депутатом, отстаивая свои права. И, как выясняется, это — документально зафиксированные парламентские речи.
Они гремели еще с 1890-х, но риторика и ксенофобские настроения с тех пор не изменились. Тогда чудилось, что повсюду евреи, а теперь кажется, будто арабы готовы заполнить пустеющие места в венском парламенте. Спектакль начинается с “чужих” (уборщицы, недавно осевшие в Евросоюзе, смахивают пыль с исторических интерьеров) и “чужими” заканчивается (в стеклянных дверях появляется группа китайцев и снимает на айфоны “заседающих”). Пока европейцы решают вопросы иммиграции, представители другой прогрессивной цивилизации разглядывают их как музейные экспонаты. Это относится и к зрителям, которые невольно начинают ерзать на месте, когда понимают, что за стеклом — толпа, а в зале — единицы. Да и те, как аутсайдеры, тянутся к выходу под тихий марш из “Тангейзера”.
Термин site-specific появился еще в 1980-е, но широкое применение этот жанр получил именно в “нулевые”. Режиссеры все активнее ищут альтернативные, нетеатральные пространства. В отличие от черной коробки сцены, у этих мест есть свое настроение, своя память. Они хранят в себе разные истории — и спектакли находят способы их оживить.
Не удивительно, что за этим направлением театра закрепилось название site-specific, поскольку место определяет всё — постановка буквально “вырастает” из его микроклимата, архитектуры и назначения.
Городская среда предлагает много неосвоенных площадок. Самым большим спросом пользуются пустые отели, музеи и фабрики, но добираются театры и до общественных бань. Главная задача site-specific — разрушать привычное представление о театре. Публика не просто наблюдает за происходящим. Она неизбежно попадает в “эпицентр” событий и становится частью спектакля. Место диктует свои правила поведения, с которыми участники должны согласиться и безоговорочно их соблюдать. Зрители вынуждены перемещаться в незнакомом пространстве, ориентироваться в непредвиденных ситуациях и взаимодействовать с актерами, порой даже брать инициативу на себя. А если учесть, что спектакли создаются и в общественных местах, то контактировать приходится и со случайными встречными.
Поэтому site-specific — это почти всегда испытание на прочность и встряска, сравнимая с катанием на американских горках.
Исследование пространства может превратиться в путешествие по прошлому или в трип по загробному миру, в триллер или в детектив. Каждый по-своему интерпретирует увиденное и придумывает свою историю: готовых site-specific не предлагает. Зритель может даже не рассчитывать на линейное повествование и внятный сюжет. Обычно спектакль складывается из серии разрозненных фрагментов, собрать которые можно как угодно, по собственному усмотрению. Иногда связь материала постановки и места может быть неочевидной и даже абсурдной. Но обычно спектакли site-specific неотделимы от места, в котором они создаются. Это единственный контекст, в котором они понятны.
Материал целиком читать на ТЕАТРАЛ.
Фото // www.teatral-online.ru