“ПлаSтформа МИНСК-2014”: обсуждения

Вторник, Февраль 25, 2014 | ТЭГІ: дыскусія , фестываль

Фрагменты дискуссий-обсуждений, которые происходили после спектаклей в рамках Второго форума пластических и танц-театров Беларуси “ПлаSтформа МИНСК-2014”

Laboratory Figures Oskar Schlemmer (Могилев): “Мёртвыя ды жывыя фігуркі”, идея и воплощение − Таня и Юра Диваковы

Зритель: Какое отношение имеет данный спектакль к танцу, пластическому театру?

Алексей Стрельников: Формат “ПлаSтформы” расширяется. Сейчас это не только форум пластического театра и танца, но и экспериментальных форм в принципе. В данном случае мы имеет дело с театром объекта, театром формы.

Зритель: Расскажите, как вы собрались вместе для этой работы?

Юра Диваков: Наш друг Оля Якубовская привезла из Чехии нам в подарок две деревянные фигурки, купленные на барахолке. И с них, можно сказать, все началось. В Могилеве эту работу мы сыграли три раза. Отдельно хотелось бы сказать о музыке, ее специально для нас написала тоже наш друг Александра Доньшова. Один трек — песню на стихи Хайнера Мюллера, которая звучит в начале — она дописала специально, потому что к нашему представлению присоединилась Лена Кривонос. Мы попросили ее поучаствовать, и она своим появлением завершила работу.

Зритель: Мне нравится эстетика, в которой вы работаете. Расскажите о других своих работах, хотя бы общую информацию.

“Мёртвыя ды жывыя фігуркі”

“Мёртвыя ды жывыя фігуркі” / Денис Валянский, dverifest.org

Ю. Д.: Мы познакомились с Таней в 2011 году, и с этого все и началось. Первые работы были сделаны в Несвиже, это “Жизнь на колесах” и “Мафусаил” по Шолом-Алейхему. Уже в Могилеве, куда мы переехали пару лет назад, появились наши “Мёртвыя ды жывыя фігуркі” и “Ораториум”, где участвуют также Ирина Дунченко, Елена Кривонос, Владимир Петрович, Вольфганг В. Дикс.

А. С.: Я знаю, что эту работу вы показывали на худсовете в театре.

Ю. Д.: Да, возможно это была наша ошибка. Мы сами определяем то художественное направлением, в котором будем двигаться. Хотя нам хотелось услышать оценку со стороны.

Но на наше пониманием театра это не влияет.

Еще хотел бы сказать, что гостеатр нам помог в любом случае, например, тем, что предоставил свою материальную базу — место, где можно делать кукол, показывать работу. Без этого нам было бы сложно.

Глядач: У мяне, хутчэй, проста водгук. Я ганаруся тым, што ўбачыла гэта тут і што ў маёй краіне такое адбываецца. Я не чакала, што будзе так цікава. Да гэтага я хадзіла ў дзяржаўныя тэатры, але там усё падпарадкоўваецца правілам. Тут было зусім іншае адчуванне.

Зритель: Я хотела сказать, что то, что я видела, было прекрасно. Я пришла по рекомендации Инны Асламовой. Сама я художница, и она сказала, что я обязана это увидеть. У меня было очень много эмоций. Когда сам занимаешься художественной деятельностью, сложно отключать профессиональный взгляд. Но в данном случае я была зрителем, для меня это был абсолютно новый визуальный опыт. Как ребенок, я наблюдала за игрой с предметами, и когда вы их уничтожали, чувствовала боль. А кто делает этих кукол, которых потом вы уничтожаете? Вы сами? Что вы тогда ощущаете?

Юра: Есть два момента. Первое − это то, что есть ваш визуальный опыт и наш, и они могут быть абсолютно разные. А второе, я в детстве любил делать самолет, сажал в него пилота из пластилина, швырял самолет в стену, а потом смотрел, что с пилотом произошло. Это такой интерес исследователя, и здесь то же самое. У кого-то это вызывает эмоцию, а для меня это мимолетное. Мы когда готовили работу, клеили эти фигурки и клеили, и в какой-то момент они, правда, надоели. Но я ни в коем случае не хотел, чтобы зритель радовался. Хотя, когда просил Сашу написать музыку к этой сцене, говорил, что эта сцена должна быть смешной.

Таня Дивакова: И Саша тоже не понимала, как это может быть смешно.

2

“Мёртвыя ды жывыя фігуркі” / Денис Валянский, dverifest.org

Зритель: То, что я увидела: дни недели — в понедельник ты вода, во вторник — вода, в пятницу ты кусок мяса, а потом встречаются два человека и — эпилог. Вы конкретный сюжет закладывали?

Т. Д.: Мы не хотели, чтобы вы думали, разгадывали, но хотелось, чтобы вы чувствовали. Максимально отключить голову, просто ощущать, ассоциировать. Конечно, там есть история. Спектакль состоит из набора штампов, стереотипных историй, которые знают все. Наша история начиналась с Хармса, с его произведения «Старуха». Но в процессе работы оно превратилось в такую череду женщин, с одной из которых что-то происходит.

Однажды мы показывали спектакль, и одна мама объясняла ребенку: вот смотри, сегодня мы потратили много денег, а тут у нас болит сердце, молоко пролили, а сегодня осыпался кусок стены. И в следующей сцене, когда Юра разбивает фигурки, ребенок говорит: вот видишь, мама, как бы ты ни радовалась, но завтра прилетит метеорит и всех нас убьет. Эта история хорошо характеризирует нашу деятельность в принципе.

Мы устали от сюжетных театров, и спасибо вам за то, что первый вопрос не был «А что это такое?». Мы строим работу по-другому. Не начинаем с конкретного драматического текста, поэтому ваши ассоциации могут быть совершенно иными.

Зритель: На какую площадку в идеале рассчитан ваш спектакль?

Ю. Д.: Первые показы мы делали в Театре кукол в Могилеве, там сцена высокая, зритель сидит чуть выше нее. И мы рассчитывали всегда на 50 зрителей. Они сидели и могли руки положить на сцену, все происходило возле них. Это был очень близкий контакт.

Зритель: Насколько, как вы считаете, ваша постановка готова?

Ю. Д.: Каждый раз работа видоизменяется. Поэтому сложно предугадать, какой спектакль будет сегодня. Например, сегодняшний показ был странным для меня, никогда такого не было. Обычно я падал только один раз, сегодня это происходило многократно. Это зависит от покрытия пола, от других вещей. Пришла Лена в работу, и многое поменялось в моем передвижении. Появилась музыка новая.

То есть возникают вещи, которые, возможно, закрепляют работу, а может, она давно состоялась. А может, наоборот, преставление теряет что-то, не знаю.

Т. Д.: Сложный вопрос, потому что театр — это в том числе многие люди, которых вы не видите, которые управляют музыкой, светом, проекцией, находят нам утюг. И от того, какая команда собралась, а часто она собирается каждый раз новая, будет зависеть, каким будет спектакль. Но нам интересен этот продолжающийся опыт, это тоже эксперимент: ты приходишь и заново открываешь для себя площадку. Сама работа как будто диктует условия. Мы пытаемся ее делать, а она говорит: нет, я хочу по-другому.

Зритель: Почему такое название, имеется в виду связь с Оскаром Шлеммером?

Ю. Д.: Для нас это хороший фундамент, нужна основа. Но прямой связи нет, мы не следуем его школе.

Т. Д.: Про него у нас есть отдельный спектакль, надеюсь, скоро будет возможность показать эту работу. В его теории есть место эксперименту, он много писал о месте фигуры в спектакле, отношении к актеру, к пространству, к рисунку. И его теория совпадет с нашими ощущениями.

Танц-театр “Галерея” (Гродно): “Дважды два” (работа в развитии), идея, режиссура и хореография − Александр Тебеньков

tebenkov

“Дважды два” / фото Вероника Чернявская, dverifest.org

Зритель: Откуда взят текст, который звучал в спектакле?

Александр Тебеньков: Это было сказано на сцене, это “Дураки” Тэффи, все остальное авторское.

Зритель: Я не до конца поняла, какова была роль пластического компонента в этой драматической работе?

Алексей Стрельников: Мне кажется, драматической назвать ее сложно, возможно, эстрадная реприза. Но там были пластические вставки.

Зритель: По поводу пластических вставок мне сложно сказать. Возможно, диалог должен был состояться между текстом и пластикой актера. Но поскольку я этого диалога не увидела, у меня осталось впечатление незаполненного пространства.

Зритель: Расскажите, как вы работали. Не боялись ли вы чрезмерного пафоса в финале?

А. Т.: Пафоса, конечно, не должно быть. Ввиду редких показов сложно довести работу до конца, для нас участие в подобных форумах, где возможен диалог и обсуждение, редкое событие. А в финале, да, это не философское рассуждение, скорее, провокация: ну и хорошо, мы же все равно ничего не сможем сделать.

А. С.: В прошлом году “Галерея” также привозила миниатюры. Это связано с технической сложностью поставить большую форму?

А. Т.: Мне кажется, время больших форм прошло. Тем более, изначально об этом в принципе не думаешь. Работа складывается в процессе импровизации.

Светлана Улановская: Мне не показалась работа смешной, скорее, трагикомической. За этими шутками, танцами, которые, скорее, воспринимались как какие-то гэги, очень ощущался подтекст, далеко не радостный. «Каково мое отношение жизни, отношение другого?» Или это конформизм: «ничего не сделать, ну и ладно»?

Для меня этот спектакль многослойный, и смешная его форма оттеняет трагизм.

Приходят и уходят” (по пьесе Сэмюэла Беккета), идея и хореография − Виктория Бальцер

34

“Приходят и уходят”

Зритель: Для меня это было как что-то, что происходило в стороне от меня, что-то хрупкое, тонкое, глубокое по душевному состоянию. Нужно было просто наблюдать со стороны и не влезать туда, мне казалось, если я буду углубляться, то могу эту работу разрушить.

Алексей Стрельников: Почему Беккет? Как происходил выбор материала?

Виктория Бальцер: Это в принципе мой первый спектакль. Я делала до этого работы, но это были миниатюры. Беккет оказался родственным для меня. У нас в театре была замечательная актриса Елена Андреевна Гайдулис. Она давно просила Сашу поставить на нее спектакль по сценарию любого автора театра парадокса и подарила книгу с пьесами Мрожека, Беккета и других. А потом она умерла. Но спектакль появился случайно, я его не планировала.

А. С.: Традиционно драму абсурда у нас ставят в психологическом театре. Вы вывели все реплики через колонки для того, чтобы максимально убрать психологическую линию, чтобы войти в физическое, телесное? Это отсутствие психологии или то внутреннее, что можно сделать видимым за счёт телесности?

В. Б.: Здесь все пронизано психологией. С одной стороны, в идеале я видела бы работу с живыми говорящими артистами. Но по техническим причинам это пока невозможно, придется кричать реплики. Мы один раз показывали спектакль с говорящими актрисами, и это была неудача. От желания, чтобы тебя услышали, исчезала хрупкость. С другой стороны, сочетание танцующей и драматической актрисы у нас редкость, а в идеале должно быть так — и двигаться свободно, и выполнять актерские задачи.

Группа современной хореографии “Quadro” (Гомель) — “Right, left, middle”, хореография – Инна Асламова

“Right, left, middle” / фото

“Right, left, middle” / фото Вероника Чернявская, dverifest.org

Инна Асламова: В этом году получилось так, что мы были заняты в других проектах, и недостаточно времени оставалось для того, чтобы сделать работу в окончательном варианте. А потом мы подумали, что в Беларуси это достаточно редкая практика, когда труппа, осознавая, что работа еще далеко не сложившаяся, делится ею со зрителем. В данном случае мы осознавали это, и для нас это новый опыт. Тем более показ в рамках форума. Раньше для меня показать незаконченную работу было недопустимо. Но я вспомнила слова Игоря Добрича, который говорил, что

если у вас честный процесс, вы можете поделиться со зрителем даже провалом, и это будет честный провал, который будет полезен как танцорам, так и зрителям.

Возможно, это на меня и повлияло, и я стала показывать работы, которые считаю незаконченными. Первый раз эту работу мы показали дома две недели назад: в репетиционный зал пригласили различных людей, которым до этого задавали вопросы, ответы на которые с их разрешения использовали в работе. И уже после первого показа произошли большие изменения, например, части спектакля расположили в другом порядке. Было интересно слышать отзывы именно этих людей, которые повлияли на работу. Иногда сложно, когда делаешь работу изнутри, адекватно ее воспринять, поэтому важно получить такой свежий взгляд, увидеть, что люди, которые не были в процессе, воспринимают это так же, как и ты.

Алексей Стрельников.: В чем суть названия?

И. А.: Однажды на репетиции зашел разговор о том, правильно или нет то, как мы оглядываемся назад на принятые нами решения. Можем ли выбрать что-то, что сзади нас, то, чем мы удовлетворены? Или такого нет? Стали спрашивать людей. Кто-то сказал, что не может вспомнить такие моменты, кто-то определял свои поступки как эволюцию, кто-то говорил, что в принципе не может выбирать. Так складывался разговор о том, нужно оценивать свои поступки или нет. Нам надо было срочно придумать название, и английское “right” очень хорошо ложилось, потому что имеет несколько значений, если говорить это вслух: правый, правильный. Сейчас я понимаю, что в русском языке — правый, левый, средний — тоже возникает многозначность.

Звучали разные мнения. Одна девушка, например, сказала, что когда она раньше думала о том, как поступить, руководствовалась логикой, но потом не была довольна, а сейчас, прежде чем решить, она создает в голове пустоту и слушает интуицию, и сейчас она счастлива. Мы попытались эти разные мнения людей выразить через пластическую форму. Также использовали разговоры, которые случались на репетиции, потому что они тоже имеют отношение к этому процессу.

И мне важно ваше мнение, чтобы понять, насколько считывается то, что я говорю, потому что часто бывает так: хореограф рассказывает – и все так понятно, а приходит зритель на спектакль, и ничего этого в работе нет, достаточно было почитать описание.

“Right, left, middle” / фото Вероника Чернявская, dverifest.org

“Right, left, middle” / фото Вероника Чернявская, dverifest.org

Татьяна Артимович: Скажите, насколько важно присутствие слова в работе?

И. А.: Я вообще слова не использую. Просто тут так получилось. Сначала мы слова не использовали, записали то, что люди сказали, и все. А потом сделали движенческий ряд и попробовали наложить текст. Мы наблюдали эту работу с текстом и без, и увидели, что так она звучит многограннее. Вроде текст должен иллюстрировать, но для нас он заработал как-то иначе, движения приобрели другие смыслы, и нам это показалось интересным.

Т. А.: Просто у меня было такое ощущение, что, с одной стороны, вам интересно исследовать тело, его импульсы, жизнь этого тела, но, с другой, как будто без слова вы почувствуете себя голыми. Слова являются подпорками, за которые вы держитесь. И я понимаю, что словом проще объяснить то, что написано в программке. Но важно ли, чтобы то, что есть в описании спектакля, стопроцентно было увидено зрителем? Или, может, сделать это поле более размытым: у вас есть ваша история, а зрителю позволить без нарратива воображать свою историю.

Это как раз было вчера в работе. Ребята говорили, что там есть их персональная история, которую они так и не рассказали никому, но каждый зритель прочел свою.

Мне кажется, что иногда слово выстраивает очень жесткую тоталитарную систему восприятия и интерпретации.

И, возможно, поэтому драматический театр имеет меньше возможностей для интерпретации: уже все рассказали. А как раз пластический, танцевальный, физический театры в этом плане более демократичны.

И. А.: Я согласна. Были разные отзывы по поводу текста в работе. Кто-то говорил, что текст забирал внимание. А для кого-то текст как раз был в противовес движению, он не был буквальным. Это мой первый опыт делать спектакль с текстом. Не хотелось бы, чтобы работы была размыта или обеднялась. Для меня звучащий текст не являлся дублированием. Возможно, стоит использовать меньше текста. Будем пробовать по-разному.

Зритель: Мне было интересно наблюдать за всем процессом, во многих фрагментах я видела момент выбора. Но не хватило цельного восприятия. Хотя сама идея для меня читалась хорошо.

Зритель: Образы в спектакле мне показались достаточно стертыми. Почему они такие: достаточно повседневный верх и легкая шифоновая юбка?

И. А.: Мы хотели, чтобы люди выглядели на сцене людьми. А юбка, потому что хотелось, чтобы в костюме присутствовал элемент хрупкости, незащищенности, которая есть у людей, когда им нужно что-то решить.

Финальное обсуждение. Закрытие “ПлаSтформа МИНСК-2014” 

Алексей Стрельников, Вячеслав Иноземцев / фото Юля Ковязина

Алексей Стрельников, Вячеслав Иноземцев / фото Юля Ковязина

Татьяна Артимович: Понятно, что сейчас сложно проанализировать то, как прошла вторая “ПлаSтформа”. Но  самые первые впечатления организаторов?

Вячеслав Иноземцев: Да, пока сложно сказать. Не все получилось, что задумывалось. Где-то не по нашей вине, где-то по объективным обстоятельствам, но это для нас тоже опыт. Главное — этот процесс не должен останавливаться.

Зритель: Кто-то чуть раньше сказал, что в наше время не нужны герои. Я не согласен. Вот посмотреть на музыкантов: сейчас в андеграундном мире происходит какой-то всплеск активности. У нас очень больной вопрос национальной почвы. Не хватает героя. На фоне Янки Купалы продолжается этот депресняк.

Я просто взываю к вам найти героя, а не только закрываться и существовать в своем индивидуальном мире.

Александр Тебеньков: Вы считаете, герой победит депресняк?

Зритель: Да, нужна национальная идея. Пока у нас это «памяркоўнасць» и «депресняк».

Фото Юля Ковязина

Фото Юля Ковязина

Зритель: Некоторые представители современного искусства, которых я уважаю, высказывали мысль о том, что их не понимают, не поддерживают и т. д. Но я хочу вспомнить слова Генри Форда, который сказал: делай, что можешь, с тем, что можешь, и прямо сейчас. Хочу сказать вам спасибо за то, что делаете, несмотря на болото, в которое проваливаются люди. Сказать спасибо и поощрить на то, чтобы вы продолжали. Понятно, что экономически сложно. И говорят, что, мол, спрос рождает предложение, но это установка индустриального общества, когда было мало товаров. Сейчас мы живем в постиндустриальном обществе: товаров много, и нужно уметь предложить свой. Именно предложение, на мой взгляд, рождает спрос, но нужно больше информации доносить о себе. Если бы не Инна Асламова, я бы даже об этом не узнал.

Зритель: Есть сферы искусства, где необязательно все говорить напрямую, и они существуют для того, чтобы человек расширял свое сознание, проводил параллели, углублялся и думал. Развлекательного и так много.

А если хочется прийти, подумать, не понять, попросить объяснения, – для этого и существуют такие работы.

Зритель: Спасибо вам за “ПлаSтформу”, для меня это необходимо. Что касается посещения спектаклей, мне, например, максимально хочется посмотреть все. Но для того, чтобы максимально получить удовольствие от того, что происходит на сцене, на мой взгляд, необходимо хотя бы заглянуть в эту мастерскую, если ты не профессионал, если не владеешь принципами работы с танцем и пластикой. И в этом плане очень помогали мастер-классы, которые проходили в рамках “ПлаSтформы”. Я понимаю, туда больше приходили люди, профессионально ориентированные в этой сфере. Но есть просто зрители, которые хотели познакомиться, понаблюдать, как работают хореографы, танцовщики. И меня это вдвойне побуждало увидеть готовые постановки на сцене.

Фото Юля Ковязина

Фото Юля Ковязина

В. И. Я не хотел брать на себя итоговое слово, но хочу сказать, что мы будем продолжать. Я уже говорил когда-то, что это моя третья попытка организовать фестиваль здесь. В 1980-е я делал “Блазан”, он закончился после второго раза, потом в начале “нулевых” была “Х-Традиция”, которая закончилась тоже после второго раза.

Если мы эту троечку перешагнем, будем жить. Если вдруг у кого-то появятся идеи, как нам развиваться, как доносить до зрителя то, что мы делаем, – мы открыты.

Ольга Скворцова: Я хочу поблагодарить за фестиваль, я уверена, что троечка состоится. И у меня встречное предложение: я от лица хореографов хотела бы сказать, что если мы можем помочь в распространении информации, то мы готовы подключаться. Для нас этот форум важен, нам необходим повод для общения со зрителем, возможность выходить на хорошую площадку.

Мне кажется, не нужно извиняться перед зрителем за свое творчество, он уже свой, он ждет открытого диалога. И поэтому можно делать все активнее и объединяться.

Материалы с “ПлаSтформы МІНСК-2014”.

Пакінуць каментар

Ваш email адрас не будзе апублікаваны.

Магчыма выкарыстоўваць HTML тэгі і атрыбуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>